День сублимативный
Сублимация на летнюю поездку по Алтаю.
Очень лениво, поэтому без описаний, все только в картинках.
Тыкать сюда



Небо везде - и внизу и вверху


Урсул, вид сверху


Улыбка Урсула


Катунь


Гора Силы


Конструктивный камень


Камни в холодной воде


Пороги Катуни


В лагере


Ирма и Катунь)


Лагерь на Катуни


Закат)


Чибит


Чибит и Бирюзовая Катунь




Прослушать или скачать С. Калугин Вдаль по синей воде бесплатно на Простоплеер

mademoiselle Linny не имея перед глазами открытого огня или воды я смотрю на утро или море облаков а золотой свет поражает своим масштабом только представь верхушки гор, лес иней и небо так высоко и так рядом, солнце как бы говорит и зовет к себе я как представлю этот воздух пьенящий, разряженый чуть кругом голова и кажется что можно ступить на облака забыв о дне и идти словно на прагулке ступая поним как по снегу. Если закрыть глаза то можно даже услышать легкий скрип под ногами, прохладный ветерок словно мальчишка то на летит то опять убижит а я просто иду вперед любуясь лесом горами и солнцем и слышу как где то в дадеке гром бьет в барабан и гроза отблеском света озаряет часть неба там в далеке но дождь еще далеко а значит время насладится прогулкой еще есть. Ведь нет ни чего проще чем идти вперед, слушаю голос природы, пение птиц и шелест ветра, просто идти даже без цели вперед и наслаждатся этим без суеты и спешки дышать во всю мощь легких, и чувствовать как все плохое, злое и черное уходит в великое не что а свет этого солнце заполняет разум озаря жизнь новым светом, нет больше глупых склок на работе и погоне за миражами удачи есть истиный миг счастья и он здесь и только здесь. Все так просто и легко. Надо просто идти ......

обрывки обрывков!
или дорога туда.
бесконечное наслаждение отсутствием всех.
Сквозь январь в вагоне фирменного поезда. чем дальше от столицы, чем ярче освещение, тем больше "счастья наливается в меня", как в сосуд вселенной. Чем легче движения, чем больше выпитого чая, тем комфортнее среди чужих людей, тем больше вероятность разговора, который вероятно не состоится. вероятно. веро ятно.
Пара лучей закатного солнца в окне вагона, и метель в противоположном. Свобода в одном конце душе, теплая грусть в противоположном. Течения счастья.
где то межу мирами, в некоем пространственно-временном коридоре, особый-дорожный мир. Когда место откуда уезжаешь уже "отпустило", а куда приезжаешь ещё не "впустило". Когда мысли соприкасаютя с вселенной, время можно пощупать, услышать как музыку, увидеть как цвета.

делюсь с обитателями вагона запахом корицы и цитрусовых, проходя по вагону с кружкой самого январского чая во вселенной, пусть тоже радуются и балдеют как я.

почти 10 часов от Москвы.так легко, будто меня и вовсе не существует. Как там говорил сэр Кофа? "снимаю с себя повседневный костюм, и одеваю дорожный" что то в таком духе проделываю и я, удаляю из себя всё, оставив только факто-еденицы в виде "родители" "друзья" "молодой человек" "универ", но и это уже не имеет никакого практического и глубокого значения ко мне. В меня вселился ветер и превратил меня в пустоту.

Гакт. Южное или не московское небо приветливо не улыбнулось мне, просто открыло дверь взглядом. Глубокое чернеющее, соскучилась по тебе, как по самому желанному любовнику. Окунаюсь в твои глаза, твою теплую пустоту и бесконечность, растворяюсь где то там. Легкость. Упоение. Существует только Ты - черный, невозмутимый, холодный и мягкий.

и дорога обратно!
будто еду с летнего отдыха. Летние свежие впечатления и снег за поездным окном. Приятные уже воспоминания, их лень воссоздавать в памяти, их приятно пробывать на вкус, пока они ещё свежие как только что вытащенный из духовки пирог.
фу, от мысли о возвращении коробит, от этого всего "бутово,подольск,моторная,во сколько выйти, через час буду" вкус пыли, грязи и серости. как приятно пока ещё ехать среди "сады донбасса, славяногорск, святые горы, лазурный, макеевка, шахтостроителей, через пять минут заеду, собираемся и выходим" запах фруктов, даже зимой, солнца и музыки. у меня ещё есть время насладится этим и впитать в себя всё до капельки, прибывая в сладостном безвременье и беззнакомье.

уехала, попрощалась с родными, часы грусти, сожаления и горечи по оставленным в прошлом великолепным счастливым моментам и людям, переживания так реальны хоть трогай, щупай матовость, бежевость, блестящую сухость. Сладостно.

Сидеть в своем доме на самом верхнем этаже, а точнее, на открытом балконе самого верхнего этажа, попивать чай и печатать — печатать, когда вокруг кромешная тьма, и будто ничто не существует, кроме тебя — трех прямоугольников света, состоящих из экрана и пары линз очков, — кроме тебя и моря. Волнующегося, невидимого, сливающегося с черной бесконечностью ночного неба — ты сидишь к нему лицом, в одной единственной длинной легкой рубашке, чувствуешь беспокойный ветер, который иногда приносит морские брызги, и ты лихорадочно, словно в трансе (а, может, и не словно) печатаешь, глубоко дышишь, хлещешь кружку за кружкой, бешено печатаешь и снова дышишь, дышишь так, будто это первый раз в твоей жизни. Или последний.

Сейчас ты — единственное освещенное белое пятно во всем целом доме, а, значит, и мире. И ты, возможно, хочешь, чтобы тебя кто-нибудь сейчас незаметно для тебя же сфотографировал, быстро, со спины, но — вот она, несбыточная мечта всех недо- и просто фотографов: таких подмастерьев и днем с огнем не сыщешь — чего уж и говорить про такую кромешно черную ночь.
Ты весь обращаешься в слух, потому что не видишь почти ничего — буквально в метре от тебя начинается пустота, поэтому все остальные чувства восприятия окружающего мира будто усиливаются во сто крат, и вот ты слышишь: та самая живая, не-мертвая пустота, наполнена. Отдаленным, едва различимым гулом дороги, звяканьем цепи в собачьей будке, осторожным скрипом калитки, хрустом гальки под чьими-то полуночными подошвами, шуршанием твоей одежды и щелканьем клавиш ноутбука. Ты удовлетворенно отмечаешь, что последние два пункта ничуть не выбиваются из гармонии ночного звучания. Которая, к тому же, наполнена ароматами цветущего всего — акации, сирени, деревьев-с-белыми-цветами, деревьев-с-желтыми-цветами, кустов-с-белыми-цветами, — те самые ароматы цветущего всего искусно вплетены в запах остывающей после жаркого дня земли, исчезающего дыма от дневных костров и, конечно, моря. Ну а ты, любитель-полуночник, уж точно знаешь толк в особом аромате ночного моря. Твоей ли беспокойной душе, год за годом возвращающейся сюда, об этом не знать.

Ты перебарываешь свою лень и физическую усталость, которая наваливается на тебя свинцовым грузом после того, как последняя молния со звуком выполненного долга застегивается на собранном в дорогу чемодане. Ты думаешь, может, стоит просто лечь — осталось всего два часа, но ведь за эти два часа можно совершенно замечательно выспаться, верно ведь, просто закрой балкон и… Ты замираешь на пороге с протянутой к балконной двери рукой, потому что слышишь, как живёт ночное море. Свежий ветер, который гонит волны, доносит до тебя их неумолимый вечный шум. И ветер наполнен упоительным ароматом, которым просто невозможно насытиться. От этой невозможности ты медленно садишься на балконе, свешиваешь сквозь редкие перила ноги и смотришь в кромешную живую тьму — туда, где по твоим догадкам заканчивается небо и начинается… море.

Тебе никогда не следует забывать, что, единожды отдав часть своей души морю, ты никогда не станешь единым целым ни при помощи никого и ничего. Кроме моря.
Тебя никогда не сможет ни покорить, ни дополнить ни одна вещь, ни один человек, ни небо, ни скорость, ни музыка — ничто. Только оказываясь рядом с морем, ты будешь чувствовать себя полноценным, только погружаясь в него, ты будешь чувствовать то спокойствие, которое не чувствуешь никогда и нигде больше, только наблюдая за ним ты ощутишь то равнодушие, которое испытываешь по-настоящему, а не на словах, то настроение и самые правильные слова, которые тебе подскажет вдохновение ни от чего иного, кроме моря. Трудно быть влюбленным в свободу? Ничуть. Трудно не понимать тех, кто влюблен в это слово с приставкой «не».

И ты сидишь, свесив ноги в черную живую пустоту, слушаешь нарастающий шелест-гул-рокот, чувствуешь тепло и холод от ветра, медленно и глубоко дышишь и с содроганием осознаешь, что мог все это пропустить, просто-напросто дав слабину, покорившись своему телу. С каждым годом тебе все труднее бороться с этим «просто лечь», но бороться стоит. Потому что.

Целительные звуки разбивающихся о побережье волн можно слушать бесконечно. Представляя, что звук волнистый и многослойный, ты замираешь. И видишь множество синусоид, колеблющихся, пульсирующих, переплетающихся, то увеличивающихся, то ниспадающих, то загорающихся пронзительно ярким светом, то потухающих. И ты бы просидел в таком окоченении до конца отмерянного тебе срока — то есть, до приезда такси, но тебе еще столько надо высказать, выпечатать из себя, передать возможным читателям то, что те никогда не видели или видели, но успели забыть. Вспомнил ли ты? Почувствовал? Где именно ты находишься сейчас?

Не знаю, слышишь ли это ты. Но я окружена гулом, мощью, дыханием самого сильного, самого настоящего русского моря — абсолютно не модного, не попсово-облизанно-заезженного. Моря, которое впитало в себя самый крепкий южный матерок и самые искренние слова, когда-либо сказанные на его побережье.
Не знаю, видишь ли это ты. Но благодаря абсолютной темноте здесь я ясно вижу: небо совершенно иное, и звезды везде. Внизу, вокруг — звезды одиноких фонарей, освещающих калитки одноэтажных домов — для припозднившихся, потерянных или просто вдохновленных. За горизонтом, в той самой дали, где небо утыкается в море — звезды огней порта, там начинается «большая земля», там заканчивается полуостров, на котором и расположен твой городок, но там так же, как и здесь, в берегах и в душах людей будет вечно жить море. И вверху — тоже звезды.
Особенно вверху. Те самые, настоящие, живые, сияют себе оттуда ровным холодом, будто всегда были там, но нет: далеко на севере, там, не где мой истинный дом, но там, где я живу, — там их нет. Сквозь смог и ослепительное вечное сияние неспящего города прорываются самые яркие, самые настойчивые. А здесь их вижу даже я, та, у которой зрение ни к каким чертям, и даже могу найти Большую Медведицу. Она вон там. Ага, вот эта, эта, эта и вот эта, самая яркая — здесь я ее прекрасно вижу. И лювлю себя на том, что улыбаюсь как идиот. А там — нет. Чтобы понять, где твое истинное место, где тебе на самом деле рады, и ты, —самое главное — рад самому себе, достаточно просто вспомнить, где ты улыбался чаще всего. Конечно, улыбался искренне.

Ты, по-прежнему в легкой длинной рубашке. Машешь рукой на романтику, на секунду покидаешь балкон, быстро заворачиваешься в одеяло и возвращаешься обратно, чтобы в последние твои часы как можно дольше побыть наедине с ночным приморским городком и ночным шепчущим морем. Чтобы не упустить ни единой минуты, чтобы на целый год вперед насытиться, впитать в кожу, в уши, в легкие, в душу то самое, ради чего многие сюда едут, но лишь единицы отыскивают и бережно хранят в себе: свободу. Величественное и равномерно распределенное по каждой секунде ночи спокойное безразличие, отсутствие посторонних звуков, лишь только ясно различимый шум усиливающихся волн — истинный дух истинного моря.

Все только начинается.